Рижский русский театр имени Михаила Чехова (он же просто театр Чехова), «Гоголь. Портрет», постановка Юрия Бутусова, премьера. Отличный спектакль для умных людей, которые могут более суток прожить без фейсбука. Бесконечная история. Это если вкратце. Подробнее мнением о премьере поделился колумнист kontekst.lv Андрей Шаврей.
На самом деле опытный театральный критик на основе этой постановки может написать целую диссертацию. «Как много всего...», — сказал, выйдя после первого отделения на перекур, один деятель искусств. И добавил: «Как много музыки».
О музыкальном оформлении можно, кстати, отдельную статью, написать. Например, пока еще не открылся занавес, доносится приглушенное пение оперного сопрано. К этому я отнесся с пониманием — не только потому что поклонник оперного жанра, но потому что очень даже аутентично. Ведь речь в повести Гоголя о художнике. А прямо рядом с театром Чехова, кстати, находится мастерская выдающегося нашего художника-профессора Юриса Юрьянса. А на Лачплеша — мастерская одного из ведущих рижских художников Николая Кривошеина. Каждый раз, когда я подходил к дверям мастерской Юриса, которого не стало год назад, или подхожу к дверям Николая, я слышу музыку. У обоих художников всегда включено радио Klasika.
Правда, затем на три с половиной часа музыкальное оформление будет самое разнообразное: джаз, сопровождающий сцену сна бедного художника, вокруг которого бегают крысы, ворошащие бумаги, корейская музыка, а зачастую — нечто трансцедентальное, особенно в финале спектакля.
А пока что для непосвященных сообщим, кто такой Юрий Бутусов. Это не рок-музыкант (тот — Вячеслав), а один из крупнейших российских театральных режиссеров. Бывший глава петербургского театра имени Ленсовета и московского театра имени Вахтангова, обладатель шести «Золотых масок» и массы других наград после начала полномасштабного вторжения России в Украину уехал в Париж, затем стал работать в Литве, где его и встретила директор театра Чехова Дана Бйорк и позвала поставить спектакль в Риге. Не было бы счастья, да несчастье помогло — мировая театральная величина в маленькой Риге.
В программке к спектаклю написано обнадеживающее: «Спектакль «Гоголь. Портрет» — первый латвийский проект Юрия Бутусова». Значит, возможно, не последний.
Одна хорошая театральная критикесса взяла интервью у Бутусова и извинилась для начала, что она вообще-то видела немного его спектаклей — всего лишь шесть. Я не стану кокетничать, напишу, что прежде я видел только один спектакль Юрия — шесть лет назад в латвийской столице показывали «Короля Лира» театра «Сатирикон» с Константином Райкиным в заглавной роли. Спектакль был уже старинный, было ему более десяти лет (а спектакли, даже выдающиеся — стареют). Все держалось единственно на энергии и мастерстве Константина Аркадьевича. И можно было бы просто резюмировать, что перед нами мастерски сделанный спектакль. Но финал того «Короля Лира» — история, запоминающаяся на всю жизнь. Это когда обезумевший король подходил по очереди к каждому из трех стоящих на сцене пианино, символизирующих трех погибших дочерей и бился головой о них, пытаясь вытащить звуки — пианино были расстроенные. Вообще, все расстраивалось — в прямом и переносном смысле.
Как там у Рязанова? «И тогда артист Бубенцов впервые понял, что Шекспир — это трагедия!»
Нынешний «Гоголь. Портрет» — в какой-то мере три спектакля в одном. По сути, заново написанный спектакль по мотивам произведений Гоголя. И пусть теперь возмущаются поклонники украинского писателя. Но стоит учесть, что у Николая Васильевича это все же повесть, а не пьеса. Пьесу заново написала драматург Анна Волошина, сейчас взявшая псевдоним Эстер Бол. И тут не только текст самой повести, но и, на мой взгляд, весьма удачно и органично встроенный в общую конструкцию текст писем Винсента ван Гога брату Тео, тексты Марселя Пруста, Джорджа Оруэлла, Леонида Андреева и Андрея Белого.
Собственно, с текста письма ван Гога и начинается спектакль, когда за большим столом стоит герой артиста Гориславца, повествующий, что вот вам дверь и задача художника — пробиться через нее благодаря тому, что ты чувствуешь и умеешь. Опять вспомним прозвучавшее в антракте «Как много всего...» и добавлю, что только об одной двери в спектакле можно написать отличный рассказ. Дверь — это же тоже рама из дерева, своеобразный портрет. А еще это крест. Так что много параллелей можно увидеть, в том числе, когда бедный художник в исполнении страстного и неугомонного Шамиля Хаматова носит дверь на своем горбу.
Ой, я сейчас буду жаловаться на часть нашей публики. Я был на третьей премьере и что я только не услышал (и не прочитал в том же фейсбуке) о первых двух показах! Большая часть зрителей была растеряна, не зная, как реагировать. Тем паче, что профессиональные критики еще не написали свои творения. А часть — жаловалась. Например, на то, что спектакль неоправданно затянут, что идет аж три с половиной часа. Ужас какой — три с половиной часа в театре! Во времена, когда не только при слове «культура», а вообще через каждые пять минут рука тянется к смартфону, это чудовищно долго, оказывается.
Когда о длительности спектакля вежливо предупреждает голос по трансляции перед спектаклем, в партере гул, представляете? «О, времена, о нравы!» В таком случае у меня возникает вопрос к таким зрителям: а зачем вы вообще ходите в театр? Сфотографироваться и зайти в кафе? Впрочем, от себя могу добавить, что я-то избалован театром и именно потому зачастую мне становится неинтересно уже в первом отделении. Потому что понимаю, как это сделано. Из серии «для того, чтобы узнать состав воды океана, необязательно выпивать весь океан, достаточно стакана воды». Но при этой избалованности я досиживаю всегда до конца — а вдруг?
За последние пять лет в моей практике было два блестящих исключения, когда спектакли шли очень долго по нынешним временам, а мне (и не только мне) хотелось, чтобы это продолжалось и далее. И хотелось смотреть второй раз. Первое — «Заседание исторической комиссии» Алвиса Херманиса (о мешках ЧК) и недавний «Мастер и Маргарита» в театре «Дайлес». Чтобы не обижать родной театр Чехова — у вас я, кстати, по второму разу смотрел с удовольствием «Короля Лира» в постановке Виестура Кайришса и «Да здравствует королева, виват!» в режиссуре Сергея Голомазова.
Я знал, что не уйду ни в коем случае с этого спектакля Бутусова. Потому что это театр, а в нем не спешат. Потому что это Бутусов. И потому что хотел проверить себя после всех слухов — тяжеловато ли?
Первое отделение идет чуть более часа. Кошмар какой, да? Шучу. Тут история про то, как жил-был художник один, краски имел и холсты и вот однажды на все деньги купил целый портрет. Который, согласно Гоголю, сперва ему приснился, а потом явился наяву. Портрет старика, восточного человека, у которого глаза изображены, как у живого человека. Тут прекрасная сцена сна без слов, а никакая не затянутость. Собственно, эти сцены без слов и есть театр, которым отлично владеет режиссер Бутусов. Ради этого мы идем в театр — увидеть, например, как сидит артист в восточном убранстве и курит кальян, сидит в раме картины, но глаза-то живые!
Тут несколько наслоений сюжетов и не станем углубляться — все же прочитайте перед посещением «Портрет» Гоголя, он недлинный и весьма забавный. С налетом романтизма. С неизбывным гоголевским юмором про то, что художник, купивши портрет у ростовщика, обнаружит в раме тысячу золотых червонцев и для начала сделает кудри в парикмахерской, объестся конфет и дважды прокатится в экипаже. Ну, потом купит дом, закажет статьи у журналистов и станет признанным мастером, но дьявольские глаза с портрета его будут преследовать до самого конца и сам художник чуть ли не дьяволом станет.
Бутусов — человек явно серьезный и он, минуя романтизм, как говорится в старом анекдоте, «углубляет эксперимент». Впрочем, делает это убедительно, совершенно справедливо улавливая в сюжете мотивы «Фауста» Гете, истории о продаже души. Так что тут и странные герои в исполнении опять же Володимира Гориславца и Екатерины Фроловой — вообще, все артисты тут играют по нескольку ролей. Картинопродавец в исполнении замечательной Фроловой преображается в Психею, которую живописует художник, а потом в Старика. Шамиль Хаматов, помимо того, что играет молодого художника Чарткова, а потом и старого Чарткова, является еще и в образе Дамы в капоре и лакея. Тут много-много образов, как в большой картине художника. Который, как известно, однажды во вполне христианском сюжете изобразил дьявола и поплатился за это. Мечтал о бессмертии своего имени и картин — получил муку.
Финал первого отделения — это уже несомненный успех и законченный спектакль. И конец романтики. Поймите меня правильно, это — финал! Сдается мне, что Бутусов действительно затейливый кудесник по ходу пьесы и великолепный финалист! Много денег, художник счастлив, а его Психея под трансцедентальную музыку наговаривает постоянно: «И теперь будет чай, и буду краски, и теперь будет чай, и будут краски!» Аплодисменты. А вот далее еще два отделения, которые покороче будут. И тут конкретный «разбор полета» о раздвоении души.
Второй акт начинается вставкой — текстом то ли Пруста, то ли Оруэлла (не суть важно) про власть. Многие обвиняют Бутусова в политической ангажированности — пусть обвиняют, спектакль от этого не становится менее затейливым и углубляющим зрителя в важные материи.
Да, кстати, на протяжении всего спектакля опять три старых фортепиано — правда, это явно часть сценографии Марюса Някрошюса. Кстати, да-да, Марюс сын того самого литовского режиссера Эймунтаса Някрошюса, который, наверное, все же был гением — после его смерти можно смело это сказать. Фортепиано, как пьедестал к сценографической Луне, к которой тянется бедный художник в первом отделении. И который в финале спектакля будет в судорожных ломках долго валяться на полу и корчиться под диковинную музыку, в то время как за длинным столом герой Гориславца, читавший в начале строки письма ван Гога, как алхимик Фауст, готовит... борщ. Борщом начинается и заканчивается — такое обрамление «Гоголь. Портрет». И это не шутка, а действительно важный элемент спектакля.
Ведь в начале спектакля герой Гориславца — артиста из Украины, который уже два года работает в труппе нашего театра, — помимо всего прочего, на украинском читает отличный рецепт украинского борща от Гоголя. Там и специи, и сметанка в финале, — все, как положено. Да, и после первой ложки сваренного борща — всенепременно стопку горилку употребить! Вот тогда будет смак! Отличный рецепт — не только для борща, но и вообще для хорошего продукта, для спектакля, для всей жизни. Тут важно только не переборщить.
Что до стопки горилки... Грешно? Но как писал великий последователь Гоголя Булгаков: «Что-то недоброе таится в мужчинах, избегающих вина, игр, общества прелестных женщин, застольной беседы. Такие люди или тяжело больны, или втайне ненавидят окружающих». Сочетание божественного и греховного — это всегда, во все времена и с каждым! Мало художников Петровых, как у Гоголя, который ушел в келью, питался кореньями и стоял весь день недвижно, воздев руки — да и то, не смешно ли это, прости, Господи?
Финал спектакля Бутусова — это 10-15 минут приготовления борща на сцене, где артист подробно показывает рецепт приготовления продукта. Перед ним — художник в ломке. Это можете воспринимать, как угодно. Как ужасный сон. Как психиатрическую больницу. Как просто похмелье. Как приготовление алхимического эликсира бессмертия. Как церемонию изгнания бесов. Как попадание в ад. Как попадание в рай: после многоминутной сцены в финале художник отопьет борщ цвета крови Христовой, выпьет рюмку и воскреснет. Как бесконечную историю, которая повторяется каждый раз с истинным художником, которому на смену приходит следующий. Так что и история с зеркалом в спектакле неслучайна — в нем отражается бесконечность.
И конечно, за талант приходится расплачиваться. Кажется, Цветаева говорила, что цена расплаты за талант — голова. Думаю, расплачивался и Гоголь — пряча ранимую душу за стеной сарказма, одиночеством, болезнями и ранней смертью.
Да, и конечно же, над каждой душой таланта или гения борются Всевышний и дьявол! Впрочем, об этом уже Достоевский — тоже художник, художник слова — в «Братьях Карамазовых» написал. И в каждом из нас есть и возвышенное, и земное — вопрос только в том, в какую сторону склоняются чаши метафизических весов.
Чтобы не было мучительно больно — не перебарщивайте, друзья!
